«Получила травму головы, и в тот же день мне сказали, что контракт не продлят». Как меня выгнали из минского театра

Культ • Екатерина Ажгирей
Вас когда-нибудь увольняли «просто потому что»? По сути, сейчас так поступают с ведущей актрисой Нового драматического театра в Минске Александрой Некрыш. KYKY пытается восстановить хронику войны, где с одной стороны – актеры, которых лишают премий, а с другой – руководство театра, которое состоит из одних родственных связей.

Что делать, если жизнь – минский НДТ, а мы в нём «обычные» актеры? Драма началась с обсуждений спектакля «Клоп» в фейсбуке. После нескольких репетиций и работы с приглашенным режиссером Юрием Диваковым руководство сняло спектакль «с производства», ничего не объяснив. После публичных возмущений труппы актерам срезали премии (никаких претензий к их работе до этого не было). А теперь руководство театра показательно не продлевает контракт с Александрой Некрыш, ну и к тому же называют её словами, выходящими за цензурный вокабуляр. Редкий случай, когда актриса решила не замалчивать эту ситуацию и написала письмо в Минкульт. Юристы комментируют эту ситуацию так: «Администрация театра нарушает статью 33 Конституции Республики Беларусь, гарантирующую каждому свободу мнений, убеждений и их свободное выражение, а также статью 40, которая устанавливает право каждого человека направлять личные или коллективные обращения в государственные органы. Кроме того, дирекцией полностью игнорируется позиция президента Республики Беларусь в отношении поддержки творческой молодежи». Мы восстанавливаем хронику событий через рассказ Александры и её коллеги Екатерины. В театр мы тоже звонили – хотели услышать версию директора НДТ Василия Васильевича Мартецкого. Но его секретарь просто записывает контактные данные журналиста и обещает, что нам перезвонят. За неделю никто так и не ответил.

Производственная травма и непродлённый контракт

Александра: Профессия актера – зависимая. Зависимая от режиссера, зрителя, но в нашем театре она больше зависит от администрации. Все недовольства и недомолвки зрели уже давно, а вскрылись, когда я получила травму головы и глаза во время спектакля: ударилась о металлическую конструкцию нашей сцены. В этот же день мне позвонил главный режиссер и сказал о том, что продления контракта не будет и я таким образом уволена. «Выноса такой п****ы [отдалённый аналог слова «девушка»] на сцену я не потерплю», – это прямая цитата нашего главного режиссера Сергея Куликовского.

Травму зафиксировали в десятой больнице, после чего начались разборки с театром, всевозможные комиссии. Что интересно – комиссии, собранные только из руководства театра, то есть заинтересованные лица. Через два дня после травмы во время репетиции я просто спросила у главного режиссера, по какой причине со мной не продлевают контракт и чем я заслужила такие выражения в свою сторону. На что получила ответ.

«Я тебе объяснять ничего не должен, уведомление об увольнении ты получишь с расчетниками, – моим и директора».

Всё это время я работала над спектаклем «Как важно быть серьезным», где играю одну из главных ролей. Из-за невыносимой ситуации в театре и травли в мою сторону я обратилась в администрацию президента, министерство культуры, министерство труда и федерацию профсоюзов.

Всё дело даже не в травме, противостояние набрало обороты ещё с работы над спектаклем Юрия Дивакова «Клоп». Пять человек из труппы «посмели» написать на фейсбуке пост в защиту постановки Юры, которую администрация решила снять. Потому что на одну из репетиций кто-то из администрации пришел, кому-то не понравилось, и кто-то решил, что это не будет продаваться. Наш главный бухгалтер Лабода А.Ф., потом говорила нам, что за пост мы должны просить прощения у директора и тогда нам вернут надбавки, которые с нас на тот момент сняли. Хотя ничего оскорбляющего или унижающего мы там не писали, просто высказали своё мнение.

Ситуация уже тогда была довольно публичной и резонансной: про неё писали и критики, и СМИ, но работу над спектаклем не восстановили. После поста нам кулуарно намекали на увольнения, несмотря на то, что у нас есть конституционное право выражать свое мнение. Нам было стыдно перед режиссером и театральной общественностью за действия администрации, и мы попросили прощения, потому что считали, что театр – это мы, актеры.

«Директор кричал, что мы, артисты, – это «сукины дети»

Александра: Три с половиной года назад главным режиссером к нам пришел Сергей Куликовский – и предупредил, что вначале будет ставить только сам, авторитарно, на правах главного режиссера. Это нормально, все согласились, такой подход к работе и плотная притирка с труппой. Потом, с течением времени, он сказал, что уже готов кого-то к нам позвать. Были разговоры про Корняга, но с ним не сложилось, и Сергей Михайлович пригласил Юру Дивакова. 

Екатерина: При личных встречах он просил нас его поддержать, говорил, что это интересный молодой режиссер, который нам нужен. Мы загорелись, ведь тоже любим эксперименты. С Юрой работать было очень интересно. С нами разговаривали на нашем языке, давали полет творчества, к тому же благодаря его европейскому опыту стажировок чувствовался другой подход. С этим спектаклем мы хотя бы шли в ногу со временем. У Куликовского они тоже современные, но… это как сравнивать романтизм с кубизмом.

Труппа НДТ

Кто-то из администрации попал на репетицию, усомнился, что они смогут этот формат продать, якобы будет непонятно зрителю, хотя у зрителей ничего не спрашивали. С нами этого никто не обсуждал, доносились только отголоски уже принятых решений. К труппе вышел только Юра Диваков, который объяснил нам ситуацию. Ему предлагали пойти в черный зал вместо большой сцены – но это место не функционирует. С момента реконструкции театра там не прошло ни одной постановки Нового театра. Все понимали, что это был корректный способ слить человека. Никаких денег за репетиции и работу ему не заплатили. После этого начался большой конфликт с администрацией.

Александра: Директор снял директорские надбавки: у кого-то частично, у кого-то полностью. Видимо, в начале решили наказать материально.

Потом был фестиваль в Пскове, после которого было собрание труппы, где директор начал кричать нам, что Майдана здесь не будет и что у нас «психоз Дивакова». Нас обвинили за посты в фейсбуке, мол, мы не имели права этого писать, не нам решать, кто здесь будет ставить и что – это только его [директора] дело. Кричал, что мы троечники и вообще артисты – это «сукины дети». Что он имел в виду – одному ему известно. «Тебя когда мама рожала, знала, что ты в актрисы пойдешь?» Объяснять, почему спектакль сняли, он нам не стал.

Когда попытались напомнить нашему главному режиссеру о том, что он просил нас поддержать Юру, Сергей Михайлович ничего ответить не смог. А ответил своей же цитатой из комментария под постом: «Естественным образом у театра возникли сомнения – направлено ли это на минскую широкую публику». И мы поняли, что главный режиссер ушел в кусты. Хороший руководитель – он, в первую очередь, разговаривает, указывает на недостатки, может внятно объяснить свою позицию без оскорблений. Но при этом хвалит, мотивирует и поощряет. А не только кричит и гнобит. Сотрудники театра – это люди, которые приносят ему деньги.

В начале я думала, что будет хоть какой-то личный разговор, всё уладится. Но после того, как я написала в вышестоящие органы, пошли угрозы судебными исками. Мы тоже обратились к юристу, чтобы отстаивать свои права. Мы испугались, потому что это не единичный случай, когда в нашем театре на актеров подаются иски, чтобы припугнуть. «Некрыш, ты зря написала эти письма», – сказали мне в бухгалтерии, и я поняла, что началась показательная порка и травля. Кстати, такие вещи говорятся на пол театра. 

«Наш театр – целая сицилийская мафия»

Екатерина: Наш театр – целая «сицилийская» мафия. Главбух, а потом дочка главбуха – ведущий юрисконсульт театра, предупредили, что они будут готовить на Сашу иск за клевету, чтобы другим не повадно было. Тут я поняла, что уладить мирно уже ничего не получится. Нашим театром «владеют» две семьи: директор Мартецкий В.В. и жена директора Баранова М. И. – балетмейстер и член худсовета, ее сын Баранов А. С. – заведующий постановочной частью. Дочери главного бухгалтера Лабоды А. Ф., Лабода Т. А. и Соколова Е. А. – ведущий юрисконсульт и ведущий бухгалтер, сестра главного бухгалтера Обметко В.Ф. – инженер по снабжению. И это только близкие родственники тех, о ком мы знаем. Как в таких условиях можно рассчитывать на объективное решение вопроса? Обратиться в НДТ просто не к кому и бессмысленно. 

Александра: Меня очень поддерживает Катя, да и остальные из труппы спрашивают, интересуются – но что они могут сделать? Многие боятся потерять работу, остаться невостребованными. Мы стали семьей, но теперь все рушится. Мы не две скандальные артистки, а люди, которые очень любят свою профессию, и у которых большой объем ролей.

Екатерина: Уйдет Саша, а следующая что, я? 

Александра: Двое человек уже написали заявления по своему желанию, они пока лежат у директора. Мало кто захочет работать в такой атмосфере. Но в театрах очень сложно найти работу, поэтому люди за неё и держатся. Они хотят работать, но когда происходит такое... Еще со времен Университета культуры актеров и актрис предупреждают про маленькую прибыль, но мы идем не ради этого, а потому, что просто без этого не можем: сцены, эмоций.  

Екатерина: Партнерство на сцене – это очень важно. Часть труппы у нас очень дружит, и благодаря им появляются какие-то удивительные вещи в спектаклях, на этом всё и держится. Мне просто жалко, что руководство берет на себя моральное право решать и ломать судьбу человека. Везде и в театре,и на заводе важны человеческие отношения. 

Александра: У меня уже спрашивали, не хочу ли я уехать и не борюсь ли с ветряными мельницами. Я четко знаю, что мое место здесь, и пока есть силы, нужно бороться. 

«Я боюсь, но выбора нет»

Екатерина: Для меня пример – это театр Фоменко. Они тоже семья, но там семья все, от руководителя до дворника. Этот театр отличается от всех московских, больше ни у кого так не получается. Потому что там каждый человек ценен. А у нас как – нет человека, нет проблемы. Но человек есть! Я когда про театр Фоменко говорю, у меня вообще слезы наворачиваются… И у нас есть люди, которые могут делать «театральное лицо» Беларуси. Но сколько пустых сил тратится на противостояние, а не творчество. Портрета основателя нашего театра Николая Трухана нет нигде. Как будто все началось с семей Мартецкого и Лабоды!

Александра Некрыш

Александра: Мы все боимся потерять работу, недоплат и прочего. Но что делать – терпеть? Остается пресмыкаться и обслуживать. Так никогда ничего не изменится в беларуском театре. Человек должен отстаивать свое право быть творцом.

Абсолютно понятно поведение директора: он боится потерять свое место, поэтому запугивает и манипулирует.

Не директор выходит на сцену и тратит свои силы, энергию для зрителя. Если нет актеров – нет театра, а администрация этого как будто не понимает. Да, мы получаем маленькую зарплату, но тратим свое здоровье, нервы и силы во имя искусства, в которое верить становится все трудней. 

Екатерина: Я хочу заниматься творчеством, а не обслуживать две семьи. Всем страшно на улице оказаться, но есть вещи, которые важнее и выше. Линча когда-то освистали на Каннском фестивале. А что теперь? Ему аплодируют стоя, потому что человек не подвел свои взгляды и принципы, отстоял право делать искусство, как он считает нужным, а не как удобно продюсерам. 

Александра: Я просто не хочу однажды проснуться и понять, что я прожила не свою жизнь. Сейчас ситуация патовая – выбора нет.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

«Секс сегодня – это скандал с феминистками». Как правильно смотреть на современную рекламу

Культ • Ольга Родионова

Помните рекламу, где девушка засовывает пальцы в стаканчик с мороженым? Да и ролик Mark Formelle с мужскими торсами еще явно остался в вашей памяти. Но рекламистам с каждым днем становится всё сложнее, говорят, «секс больше не продает» ни питьевую воду, ни мороженое, ни даже нижнее белье. Так Как снять голую натуру, чтобы тебя ни чем не обвинили? KYKY поговорил с фотографом, а в прошлом и фотомоделью Евгенией Мужевой о том, как быть голым на фото, но при этом никого не оскорбить.