Во многих общинах считается, что нанесение увечий женским гениталиям способствует подавлению либидо женщины. У наших героинь необходимость женского обрезания диктовалась религиозными родственниками. С Дилярой мы познакомились в паспортном столе – ей не хватало рубля для оплаты, пришлось выручать. Она сразу рассказала, что родом из Дагестана. Диляра вообще не стеснялась своего рассказа, много злилась, а потом дала контакт Зухры. Её рассказ был до жути похож на первую историю – родители девочек не принимали участия в «операции» и даже не знали, что родственники сделали с их детьми. В провинции Дагестана практика женского обрезания до сих пор существует – её поддерживает старшее религиозное поколение.
Диляра, 32 года. «Бабушка думала, что я мастурбирую во сне. Болело и заживало долго – около трёх месяцев»
«Выросла я в любящей семье в Дагестане, в небольшом городке. Мама работала нянечкой в детском саду, а папа – механиком. Нас с сестрой родители любили и баловали, отдавали самое последнее, хоть жили мы совсем скромно. Летом с сестрой ездили к бабушке в деревню. Бабушка жила со старшим сыном (братом отца) и его женой. Я бы не сказала, что они религиозные люди, скорее необразованные. Просто не хотели смотреть на многие вещи здраво, поэтому у моих родителей с ними случались споры касательно всего: от образования до лечения детей от простуды.
Я была примерно в третьем классе, когда мне сделали эту ужасную процедуру. Почему ужасную? Когда тебя режут наживую какими-то ножницами – это как минимум жестоко и унизительно. Я приехала к бабушке погостить в начале лета. Обычно мы приезжали вместе с сестрой, но она тогда попала под машину, и мама ее выхаживала. Одним вечером тетя с бабушкой что-то активно обсуждали и бабушка говорила: «Да-да, пора». Утром они посадили меня на стул напротив себя и сказали, что заметили, как я во сне держу руку между ног. И что за четыре дня, которые я успела побыть у них, все время только так спала. Помню, как бабушка смотрела на меня тяжело и хладнокровно и сказала: «Диляра, ты уже взрослая девушка. Пора остепеняться». Мне было около девяти!
Затем они с тетей осторожно рассказали, что мне необходимо стать спокойнее, умерить свой пыл – и в этом поможет мне небольшая операция. Бабушка стыдила меня и убедила, что сплю я так не потому что мне так удобно, а потому что занимаюсь во сне нехорошими вещами. Она около двух часов внушала мне это, а тетя поддакивала. Мне хотелось провалиться сквозь землю, я готова была кричать, мол, обрезайте мне что хотите, только никому не рассказывайте, чем я занималась во сне! Конечно, мне было страшно, и я уже примерно знала, куда меня поведут.
Они меня помыли и отвели к старой женщине, которая когда-то была помощницей акушерки. Я слышала, что женщина занимается обрезанием девушек – подруги между собой рассказывали. Но я тогда даже толком не понимала, что это такое. Мне сняли нижнее белье, тетя держала ноги, а бабушка сзади зафиксировала руки. Женщина покачала головой и сказала, что лучше девочек обрезать в маленьком возрасте, тогда они мало чего понимают. На этих словах большими ножницами сделала мне очень больно. Я крикнула, в глазах потемнело – я стала отключаться от боли. Мокрым полотенцем мне протерли промежность – стало еще больнее. Начало щипать и гореть.
Дальше я помню, как пришла в себя дома – лежала на своей кровати и истекала кровью. Через пару часов кровь прекратила идти. Я лежала и не чувствовала свой низ, а потом обмочилась. Стало еще сильнее болеть, я заплакала. Бабушка говорила, что скоро все пройдет и что так и нужно. Напомнила про стыд. Через день у меня поднялась температура, которая продержалась три дня. Я ничего не ела и почти не пила. Тетя только пыталась поить меня водой и меняла полотенце на лбу, говорила, что осталось потерпеть совсем немного. Через недели полторы стало легче. Приехали родители с сестрой, и бабушка им всё рассказала. Бабушка с мамой сильно поругались. Папа осыпал их проклятиями и даже сломал стул дома. Моя семья до следующего лета не общались с ними.
Мама дома сказала, что мне обрезали головку клитора. Болело и заживало еще долго – около трех месяцев. Бабушка думала, что я мастурбирую во сне, и посчитала это плохим знаком для маленькой девочки. Когда родители ругали ее, она сказала, что отвела меня на обрезание исключительно с благими целям, чтобы я меньше думала о всяком грязном и постыдном. Сейчас понимаю, что никакой мастурбацией я не занималась вовсе, а если и делала это, то неосознанно. Ведь вполне нормально, когда организм реагирует на познание тела. Бабушка, кстати, сама была обрезанной, а жена дяди – нет. И жена дяди не обрезала свою дочь, а меня ей, видимо, не было жалко.
От секса я получаю мало удовольствия – для меня это болезненный процесс. Иногда мне приятно, но такое бывает редко. Психологически мне некомфортно. Да и вообще, после травмы – я называю это именно так – я боюсь всего, что может коснуться моих гениталий. Сейчас у меня трое детей и любимый муж. Два сына и младшая дочь. Мы переехали в Беларусь пять лет назад. Продали все имущество и купили тут небольшой домик. Родители помогли, да и мы тут не одни: в Беларуси живут родственники мужа. Они помогли ему с хорошей работой, а я убираю территорию частного дома у богатых людей. Сейчас нахожусь в декрете. Когда я первый раз пришла к гинекологу, сразу предупредила. Она взяла меня за руку и почти расплакалась. Сказала, что впервые видит такую жестокость. С бабушкой мы мало общались, она через два года после моей операции умерла. Моей сестре повезло – она избежала страшной процедуры. Но почему бабушка с тетей думали, что имеют право меня калечить, мне до сих пор непонятно».
Зухра, 28 лет. «Мама сказала, что она никогда не отправила бы меня на такое. Но если Алия так решила значит стоит ей доверять»
«Пока моя мама лежала в больнице с младенцем-братом, я жила у дяди – старшего брата мамы – с его семьей. Папа был на заработках. Мой маленький брат был очень слаб – у него была тяжелая пневмония, так что я жила у родственников около двух месяцев. Мне было около 11 лет, и мы жили в селе под самой Махачкалой. Жена дяди была женщина красивая, строгая. Моя семья религиозна, но не до абсурда. А вот семья дяди была очень религиозной. И поначалу мне было даже немного не по себе. – я привыкла к более современным взглядам. Дядя старше мамы на много лет – может, поэтому мне было тяжело с ними. У него было два сына, у которых уже были маленькие дети.
Однажды с Алией (жена дяди) мы пошли в баню. Она спросила у меня, делали ли мне родители обрезание. Я даже не слышала об этом, поэтому быстро ответила «нет» и поинтересовалась, что это такое. Алия ответила, что это процедура, которая мне не повредит и которой стоит не бояться. Я пожала плечами и забыла про разговор. Через неделю в выходной день Алия разбудила меня рано и сказала, что сейчас придет женщина и сделает мне обрезание. Я начала плакать и спрашивать, зачем это. Алия строго приказала утереть слезы и успокоиться и добавила, что я уже взрослая и должна понимать: данная процедура только поможет мне в зрелости, и я еще буду благодарна им за это. Ждали мы «гостью» около двадцати минут. Как же мне было страшно! (плачет)
Пришла красивая маленькая старушка, она общалась со мной очень мило и ласково. Ее звали Гульмирой, насколько я помню. Гульмира попросила снять трусики, улечься на кровать и раздвинуть ноги. Она видела, как я тряслась, поэтому ласково шептала, что все будет хорошо. Алию старушка попросила держать меня за щиколотки, а сама распаковала новое лезвие и сделала мне то, что «поможет мне в зрелости». Боль была просто адской. Я бы не сказала, что крови было много – может, потому что Гульмира все сразу обработала перекисью и зеленкой. От этого стало еще больнее.
Я расплакалась. Гульмира дала мне под язык какую-то таблетку и ушла. Алия меня обнимала. Мне обрезали верхнюю часть клитора. Совсем немного. Заживало быстро, но было очень болезненно. Болело от соприкасания раны с трусиками, сидеть я тоже нормально не могла. Мне было всего 11 лет, я была послушной девочкой и не догадывалась, что надо мной просто поиздевались. Я не могла поверить, что такие милые женщины, как Алия, которая меня выхаживала до полного выздоровления, и Гульнара, могут сделать мне больно. Уже позже, разобравшись в вопросе женского обрезания, я поняла, что попала под варварские методы сумасшедших женщин.
Когда моя мама выписалась из больницы, я ей всё рассказала. Мама сказала, что она никогда не отправила бы меня на такое. Но если Алия так увидела, значит стоило ей доверять. Добавила, что она мудрая женщина.
За такое нужно наказывать тюрьмой. Это же издевательство над чужим здоровьем! Я до сих пор в кошмарах чувствую эту боль. Боль при обрезании и боль, когда не можешь даже спокойно сходить в туалет. И кому это нужно вообще? Сама Алия не подвергалась женскому обрезанию. Когда я стала взрослее, сказала ей, что она жестокая убийца, а вовсе не религиозная и добрая.
Отец забрал мать и нас с братом в Беларусь, за что ему бесконечно благодарна. Алия жива, хоть и очень старая, мы с ней не общаемся. Мне неприятно общаться с человеком, который под маской заботы так покалечил меня.
Я замужем за беларусом, хотя мама первоначально была против. Думаю, она чувствует свою вину передо мной. Мы не раз общались про это, и она просила прощения. Жалеет, что не заступилась за меня тогда. От секса я все же получаю удовольствие, для меня это не болезненная процедура. Единственное, переживаю за эстетическое состояние гениталий. Хотя муж говорит, что все в порядке. Гинекологи до сих пор ужасаются и удивляются. Они не понимают, как в таком юном возрасте я вообще это пережила. Сейчас у меня два сына. И я буду делать всё, чтобы они уважали женщин».