«Платили мало, но тратить некогда, потому что некогда жить». Монологи экс-сотрудников Следственного комитета

Боль • Настя Рогатко
Нередкий беларус привык думать, что если единожды СК встанет у него на пути – можно смело прощаться со счастливой жизнью. А сами сотрудники отшучиваются: «Беларус боится силовиков, потому что насмотрелся сериалов». KYKY записал рассказы двух мужчин, которые работали в Комитете, но уже ушли оттуда, ни о чем не жалея. Если смотреть на мир с их зазеркалья, оказывается, что сотрудник СК – это обычный человек, вколоченный в сиСтему и жуткую бюрократию. Поначалу он, видимо, надеется сделать мир лучше, но потом понимает, что система давно поедает сама себя.

История №1. «Перед выборами нам всем раздавали бланки разъяснения прав на беларуском, сказали: «Для этих, для БНФовцев»

Со второго курса благодаря талантливым преподавателям я понял, что мне ближе уголовная сфера, а в ней – работа «в поле». Но работа в СК – это писанина, стрессы, писанина, очень много писанины и стрессы. Это постоянные сроки, которые нереально выполнить, перспективный план, нервы, конфликты со всеми, но – еще раз – прежде всего, писанина. Кстати, перспективный план (уверен, что следователи скривились, если это читают) – это количество дел в суд в месяц. Упаси боже не выполнить его. Не успеваешь сдавать дело в суд – бери другое и сдавай. А какие коньяки ты будешь платить экспертам и другим службам, это твои проблемы.

Я просыпался в 7:00, на работе надо было быть в 8.40 к совещанию, хотя рабочий день начинался официально в 9:00. Опоздание – плюс одно суточное дежурство. Ты приходишь и начинается дикая круговерть: приходят люди, ты их допрашиваешь, следом приходят еще люди, ты не успеваешь. Потом написать 30 страниц. Потом еще люди, потом тебя вызывают на ковер, потом еще люди, потом сшить пару томов, наклеить обложки, сделать описи документов, потом опять люди. И так до 21.00 – а потом садишься в свою машину и едешь искать тех, кто сегодня не пришел к тебе по разным причинам. Вот так день летит мгновенно, если где-то остановишься – то за тобой комом свалится все остальное. Домой приезжаешь в 23.00. Сил хватает только переодеться.

Фото: Елена Хованская

К тому же там постоянно поражают люди. Ну представь: утром к тебе приходит директор завода или топовый ИТ-предприниматель, а через час уже беременная на восьмом месяце Настя с трассы у Тарасово, у которой СПИД и гепатит С.

Еще есть суточные дежурства. Ты в форме и с оружием заступаешь на сутки. Когда случается что-то похожее на преступление, на место отправляют СОГ (следственно-оперативную группу): следователь, оперативный сотрудник, эксперт-криминалист, водитель и иногда судмедэксперт. Вот таким составом СОГ может колесить всю ночь по Минску с адреса на адрес. Бывает всё: сильная семейная драка, изнасилование, которое заявляет проститутка, разбои, кражи, хулиганства и, конечно же, украденные зеркала и колпаки с машин (их может быть даже 30 за сутки). Следователи тут очень суеверны и ненавидят, когда кто-то желает «спокойных суток» или «хорошо провести сутки». Это значит, на 1000 процентов ночь будет просто адской. Формально после суток день отсыпной, но реально ты просто сдаешь свои собранные материалы (некоторые называют их «накалядованные») и идешь дальше работать (без сна, но добровольно, потому что иначе вообще ничего не успеешь по своим собственным делам).

Работник Следственного комитета не может выезжать из страны без разрешения, и выезжать можно ограниченное количество раз в год. Нельзя привлекаться к административной ответственности – иначе писанина и объяснения, почему руководство с тобой не проводит воспитательную работу. Ты не можешь принимать подарки и т.п., быть в соцсетях со знаками отличия СК, ну и вообще делать то, что опорочит звание сотрудника СК. Соцсети контролируются: УСБ (управление собственной безопасности) часто ползает по страницам, ищет всякое компрометирующее. На общих совещаниях, бывало, показывали фото следователей-девушек в купальниках и подобное. Но это только для своих.

В такие даты, как День Воли, у нас происходит «усиление». Просто оставляют на работе следователей, которые там сидят и занимаются своими делами, но если что – они на подхвате. Но «подхвата» я ни разу не видел в деле. А перед выборами нам всем раздавали бланки разъяснения прав на беларуском, сказали: «Для этих, для БНФовцев». В бланках были ошибки, но меньше, чем обычно. Но, слава богу, они не пригодились. И еще перед выборами всем на служебные компы поставили переводчик Белазар. Там беларуский флаг – это БЧБ, получается, у всех следователей (в стране?) стоит на компьютерах переводчик, где флаг Беларуси – БЧБ.

А в целом с оппозиционными взглядами всё достаточно либерально, многие всё прекрасно понимают. Некоторые даже играют в рок-группах (даже ныне действующие следователи) и общаются в сети только на беларуском языке. И боссы, в отличие от МВД, тоже адекватные. От них даже иногда можно ожидать комментарий покруче, чем на «Хартии». Но приказы есть приказы. Вообще, я заметил, что чем ниже уровнем начальник, тем он более «агрессивный».

Фото: Елена Хованская

Следователь – лицо, занимающее особо ответственное положение, и отвечает буквально головой за свои поступки. И это придает «сил» для работы – желание самому не сесть. Часто страшно было от осознания того, что на тебе вся ответственность за следственно-оперативную группу: ты их главный, ты руководишь, и из-за твоей ошибки могут быть уничтожены жизни и доказательства. А ты в это время 22 часа не ел и не спал, и вообще сейчас упадешь в обморок от усталости, и сорвешь все. Еще страшновато бывало посещать притоны и квартиры «блатных». Это только в фильмах с тобой опера и ты с оружием, в жизни никто тебе не будет просто так помогать, и даже свое оружие ты не можешь просто так достать в оружейной. Я только один раз передергивал затвор на выезде, когда в квартире раздался очень громкий женский крик и удары. А вызов был «мужчина грозит топором». Оказалось, эта женщина нам кричала «пошли на**й».

Понимаешь, ты постоянно находишься в стрессе. Просто нет момента, когда ты можешь расслабиться – ни дома, ни с девушкой, ни с детьми. Поэтому многие просто напиваются до состояния животного.

Ты сдаешь дело в суд – тебе сразу же дают еще два. Ты всегда думаешь про какие-то детали, сомневаешься, сильно давит начальство, в конце-концов люди просто постоянно тебя обманывают, тебе надо как-то изворачиваться. В таком состоянии тебе становится относительно все равно на страдания других людей. Есть даже шутка, что воровская блатная фраза «умри ты сегодня – я завтра» очень подходит к работе в следствии. Например «труп» зовется «у нас больной». Самоубийца, который прыгнул с балкона – «парашютист» и т.д. За стаканом после работы часто обсуждаются нестандартные противные ситуации, от которых у всех, кроме врачей, волосы встают дыбом.

Но к своей работе я относился с гордостью, даже мечтал на свадьбе быть в светлом парадном кителе. Что я следователь, особо никогда не скрывал. Я им и хотел быть. У меня есть даже в масштабах всей страны достижения, которыми я могу гордиться. Но о них знает очень узкий круг лиц. Всегда успокаиваю себя этим, когда думаю про потерянное время.

Мне больше всего нравился бег – этот бешеный бег, когда ты просыпаешься и понимаешь, что уже прошло три месяца, а для тебя это, как один день.

Многие приходили после распределений из МВД и радовались, что срок быстро летит. Еще очень нравилось действительно помогать людям (находить украденное и т.д.), нравился поисковой момент – хоть почти и невозможно, но иногда получалось раскрыть какое-то преступление «из интереса» – просто так, в свободное время, что очень повышало самооценку. Ну и не забываем про ГАИ – они действительно почти не штрафовали. Правда у нас, в отличие от коллег из РФ, не очень принято тыкать ксивой в лицо. ГАИшник и сам понимал, сколько сотен страниц придется написать после протокола следователю, чтобы объяснить, как это – превысить скорость на 12 км/ч.

Фото: Арнис Балкус

Но, несмотря на все плюсы, всегда оставался вопрос «а когда же жить?». Я ушел не из-за недостатков работы, а из-за того, что хотелось увидеть другую жизнь, которую я в прямом смысле даже не успевал посмотреть по телевизору. И второй вопрос – надо меняться, чтобы не сойти с ума. Если бы в 40 лет я был следователем с семьей, тогда мои дети точно выросли бы без отца. Моя нынешняя работа вообще не связана с написанием бумаг. И мне не надо просить разрешения выехать из страны, и деньги даются не такой большой ценой.

Вообще даже семью завести реально, если захотеть. Но когда ты постоянно в стрессе, это переносится на психику, и соответственно на других людей, чьи жизни ты можешь сделать невыносимыми. По-простому – тебя не будут терпеть вечно. Я семью так и не завел, никто из бывших коллег тоже не завел, а моя на тот момент любимая женщина «сменила коней на переправе». Сейчас бы я уже сделал ей предложение, но до «сейчас» она не дотерпела. Да и никто бы не дотерпел. Знаю историю про одного парня, которого не отпустили в роддом к жене в субботу (нерабочий день официально), он ушел через месяц из СК.

У нас все не так, как в России. В отличие от РФ, повышают тебя по уму и навыкам, без всяких взяток. При этом толковым следователям часто предлагают работу в смежных ведомствах. Начальникам выгодны хорошие работники – это же очевидно. И у меня действительно есть знакомые из СК РФ, которые за рюмкой чая намекали, сколько стоит их назначение в теплое место. Но у них эти деньги «отбиваются», а у нас, к счастью, – нет.

Российские следователи откровенно смеются над уровнем жизни наших следователей и прокуроров, у них там какое-то новое дворянство, когда с зарплатой в 1000 евро, можно позволить себе три машины и дом за три миллиона. У нас такого нет.

«Платили мало, но тратить некогда» – самая точная фраза. Мы ее изобрели еще пять лет назад. Зарплата была на уровне плюс-минус 400 долларов. Сейчас произошло супер-сокращение: неаттестованный сотрудник получает 600 рублей, аттестованный – в районе 750. Боссы раньше получали 1000-1100, сейчас – 1200-1300 наверное. Но с таким образом жизни единственные траты – это, опять же, работа: диски, бензин для машины, чтобы ездить по делам, макдональдсы ночью… У меня даже получалось еще какие-то деньги откладывать. Как-то нам пришла бумажка «порядок оплаты следователям расходов на личные авто». Начальник ее просто со смехом порвал, и все смеялись, потому что понимали, что никаких выплат не будет все равно. Вся мебель: шторы, стулья для себя, компьютеры – покупалось за свои деньги. Многие, знаю, даже брали ноутбуки рабочие в кредит. Слава богу не было проблем с бумагой и принтерами, а раньше и это покупалось за свои деньги.

Фото: Арнис Балкус

Беларуси вовсе не нужно столько силовиков. Просто бюрократия плодится, как опухоль, создаются управления по контролю «за контролем за контролем», все пишут отчеты, рапорты, бумажки. Написание четырех страничек текста, выверка у руководства, подписание у пяти начальников – это зачастую половина рабочего дня, а то и весь. А тут шрифт не тот, а там отступы не те, а тут межстрочный интервал 1.2, а не 1. Уверен, что такая же ситуация и в КГБ, и МВД, и вообще везде. А реальную работу сделать? Если бы об этой работе снимали фильм, там главный герой должен был восемь часов писать на компьютере, а потом еще часов шесть ездить по трущобам Минска на своей машине и искать алкоголика.

Следователи и бывшие следователи через 10-20 секунд разговора начинают вспоминать или обсуждать свою (скотскую довольно-таки) жизнь на работе. Это мне напоминает какой-то военный посттравматический синдром, который ломает психику навсегда. По многим людям вижу, что это не проходит и через 5+ лет. Для них это время остается самым травмирующим за всю жизнь. Ты заставила вспоминать, но я вспоминал в основном «район». Смесь унижений, стресса, ада, крови, гордости и постоянного бега. После повышения все по-другому – там лучше условия и руководство. Ну и женщину вспоминаю. Поглядел сейчас, а она замуж уже выходит. Вот есть фраза «следователями работают дураки или фанатики», фанатики в смысле «романтики». Что-то в этой фразе есть.

История №2. «После года там я уже не рассказывал никому о своей профессии. Говорил, что я госслужащий»

Решение пойти в СК я принял, когда выбирал в 11-ом классе, куда поступать. Наверное, как и на многих, на меня повлияли книги, фильмы, сериалы. Мне эта профессия казалась тогда интересной, увлекательной. Я понимал, конечно, что в реальной жизни все может быть иначе, но не придавал этому значения.

С утра до ночи у тебя допросы, опросы, осмотры предметов, документов, очные ставки. Назначь экспертизу, ознакомь заинтересованных с назначением экспертизы, отведи бандита за руку на экспертизу, отвези предметы на экспертизу, съезди забери экспертизу, ознакомь заинтересованных с заключением экспертизы. Напиши запросы, отвези запросы, позвони подури голову исполнителю, чтобы быстрее ответил на запросы, позвони поругайся, потому что они не ответили вообще на запросы, съезди за ответами на запросы. А еще дежурства. Это ты с утра до утра торчишь или в кабинете, или, что чаще, на месте происшествия. А дежурства, хоть и табелируются, но ни черта не оплачиваются.

Фото: Максим Сарычев

Эта работа каким-то образом совмещает худшее, что есть в работе с документами и в работе с людьми. Половина бумаг, оформлением которых занимается следователь, абсолютно бессмысленны. Приведу пример. Даже по банальной краже старенькой «Нокии» нужно выяснить материальное положение обвиняемого. Для этого направляются запросы в банки (коих у нас в стране около тридцати), ряд ведомств, типа Государственной инспекции по маломерным судам. Ну кому какая разница, есть ли у обвиняемого лодка, если эту несчастную «Нокию» давно вернули владельцу? Подготовка таких запросов занимает время, еще больше времени уходит у людей, которые на запросы отвечают. В банках или у операторов связи есть целые отделы, основное занятие которых – ответы на запросы правоохранительных органов.

Твой рабочий кабинет – это столы, стулья, сейфы, горы документов и отсутствие ремонта. Вообще, условия паршивые. Документов иногда так много, что в сейф не помещаются, лежат на полу.

Моего знакомого недавно допрашивали. В другом отделе, но это не имеет значения – они мало друг от друга отличаются. После этого он уже не спрашивает, почему я уволился.

Больше всего я уставал от объема работы. Требования неоправданно высокие, и они постоянно увеличиваются. А количество уголовных дел на одного следователя не уменьшается. Следователь постоянно находится в цейтноте, а это стресс и переживания. По вечерам после шести, по выходным – всегда кто-то на работе. Естественно, по своей инициативе и бесплатно. Впрочем, даже когда инициатива поработать исходит от начальника, за работу вечером, ночью, в выходные и за суточные дежурства никто не платит. А еще очень устаешь от дебилизма. Одно время в любом допросе нужно было отразить, известно ли допрашиваемому что-нибудь о самогоноварении. Зачем? Я не знаю.

Фото: Юлия Кривич

Может, в работе мне что-то и нравилось в начале, но я уже не помню. Ближе к увольнению ничего приятного в этой работе уже не находил. Уровень выгорания зависит от самого человека, от его руководства. Пары лет может хватить. Кому-то наплевать, кто-то научился абстрагироваться. Кто-то нашел себе «теплое место», где нагрузка меньше, а руководитель лояльнее. Если начальник нормальный, то он может ситуации выгорания предупредить: уменьшить нагрузку, количество дежурств, откомандировать. Но такие начальники – редкость. Чаще доводят сотрудника, а когда тот пишет рапорт на увольнение, начинаются разговоры о смене специфики работы, отпуске и т.п. А до этого всем все равно. Некоторые дорабатывают до пенсии и нормально себя чувствуют. Человек же может приспособиться ко всему. Но сам факт, что к этой работе нужно приспосабливаться, себя ломать, уже характеризует эту работу весьма красноречиво. После года там я уже не рассказывал никому о своей профессии, говорил, что госслужащий. Опротивела к тому времени вся эта муть настолько, что не хотелось лишний раз даже думать о работе.

Я ушел, потому что устал, не видел никаких перспектив, мне не нравились условия работы, сама работа и постоянные конфликтные ситуации. Сейчас я уже в частной фирме. Меня принимали на должность, где не нужен был опыт работы (тот опыт, что есть у меня, мало кому нужен). Вроде в голове что-то есть, так что пока не уволили. Платят больше, чем в СК, а условия работы и нагрузку вообще не сравнить.

Фото: Александр Кучински

А работают там обычные люди. Женщин примерно столько же, сколько мужчин. Все с высшим юридическим образованием – как правило, выпускники Академии МВД. Кто-то работает, потому что рассчитывает получить квартиру или кредит льготный. Кто-то думает, что у него нет иного выбора. Есть те, кто хочет сделать карьеру. Должности в управлении, центральном аппарате, конечно, более интересны. Кого-то на них назначают за заслуги, знания, опыт работы и профессионализм. Могут такие должности достаться чьему-то сыну, любовнице, зятю, дочке и т.п. Если у человека нет никаких полезных знакомств, связей, то выбраться «с района» практически нереально. И текучка кадров большая, постоянно новые лица. Чтобы как-то контролировать ситуацию с увольнениями, даже вводили мораторий на увольнения, но помогло мало, потому что люди уходили через прогул.

Я не знаю фильмов, которые похожи на реальную работу в СК. В сериалах каждый день заказные убийства, в реальной жизни – несколько убийств в год на район – и те, как правило, бытовые. Там раскрывать ничего не нужно, только расследовать. А рутину, которой является большая часть этой работы, никому неинтересно будет смотреть. Кстати, беларус боится силовиков, потому что насмотрелся сериалов. Подобным ведомствам до обычного беларуса нет никакого дела. Закон не нарушайте – и знать не будете, кто это такие.

И ограничений много – начиная с закона «О государственной службе», который может прочитать каждый. Были и особые для СК и подобных ведомств запреты. Например, на выезд за границу и даже «за пределы гарнизона» (административно-территориальная единица или район) без разрешения. Захотел ты, например, съездить в деревню, – пиши рапорт, жди разрешения начальника. А из опыта: планировать что-то на вечер или выходные можно, но осторожно. Может позвонить начальник, и ты никуда не денешься – придется ехать на работу.

Фото: Франк Херфорт

У нас моды на госслужбу нет. В ней есть свои бонусы: стабильность, какие-то социальные гарантии, но и своих минусов хватает. В России СК – это структура, которая существует помимо следственных подразделений МВД, у них своя особенность. Незначительными делами, они, как правило, не занимаются. СК в РБ включает в себя бывшие следственные подразделения МВД, прокуратуры, ДФР, КГК. И занимаются они почти всем, начиная от карманных краж. В следователи на районе берут всех подряд (кто соответствует критериям), когда есть вакансия.

Проблем в СК много, выделить основную сложно. Главное то, что эти проблемы никак не решаются. В каких-то райотделах нагрузка в разы больше, чем в других. Например, во Фрунзенском – полный п**дец даже по сравнению со всеми другими районами Минска. Но как-то сбалансировать штатную численность сотрудников никто не собирается. 21 век уже, а компьютеры стоят такие, как печатные машинки.

Интернета нет в принципе, то есть даже электронной почтой (что уже в некоторых областях считается анахронизмом) никто не пользуется. Реформы нужны, инновации, а все стоит на месте.

Следят ли за нами? СК и МВД – уверен, что нет, там других дел хватает. Чем там занимается КГБ или ОАЦ, я без понятия. За конкретным человеком следить вполне могут, когда проводится оперативная разработка, например, или по поручению следователя по уголовному делу. Да и кому мы вообще нужны?

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Заявить, чтобы тебя не обвинили в бл*дстве. Правозащитник – о насилии, ложных исках и средствах обороны

Боль • Е. Долгая, А. Крапивин

Почему жертвы стали чаще и массово заявлять об изнасилованиях? Когда их перестанут обвинять в том, что они «сами виноваты»? Что считается изнасилованием? И что будет, если соврать, что тебя изнасиловали? KYKY задал все скользкие вопросы на эту тему правозащитнику Алексею Крапивину.